Давайте сразу поймем главное: дети от родителей уходят. Уходят по-разному: кто-то на другую квартиру, кто-то в другую семью, кто-то просто в свою, отдельную жизнь, даже если и продолжают жить вместе. Уходят по-хорошему и трудно, быстро и постепенно, окрыленными и надломленными борьбой за «свободу и независимость». Так или иначе — дети уходят.

•    А если нет, то психологически подкованные окружающие за них беспокоятся. А не подкованные и попросту наклеивают ярлыки из области «маменькин сынок» или  «старая дева».

      Дети уходят не потому, что родители (не обязательно биологические, скорее те, кто воспитал) сделали им что-то плохое, и не потому, что это неблагодарные дети. Просто однажды дети перестают быть детьми. Точнее — только детьми. И если для родителей ребенок — всегда ребенок, то для самого ребенка это не так однозначно. Отсюда и непонимание. И чем жестче упреки в том, что «забыл», «оставила, бросила», «неблагодарный ребенок», то есть чем сильнее и жестче звучит обвинение-требование, по сути, оставаться ребенком, «соответствовать надеждам», «быть опорой» и так далее, тем все больше непонимание, потому что ребенку все это не то, чтобы не нужно. Ему нужнее — не это. Не то, что нужно родителям.

      Ведь что нужно родителям? Родители жили если не всю, то большую часть своей жизни — жизнью детей, их заботами и заботами о них, вложили все, что могли и часто даже больше, чем могли (а иногда и больше, чем, наверное, было нужно — неужели пожалеешь родному ребенку!). Для родителей долгие годы ребенок, его благополучие, его жизнь были смыслом и целью, едва ли не самой главной сутью жизни собственной.   Так что через двадцать с небольшим лет практически половина жизни оказалась намертво впаяна в этого, с первого новорожденного крика знакомого человека. Который сейчас — хочет уйти. Отдалиться. Унести из жизни смысл, суть, унести — главное.

•    Даже если у них не получалось быть родителями такими, как им хотелось, если они были грубы или холодны (и такое бывает), то и тогда хоть какая-то часть их в своем ребенке живет и в сердце отзывается.

      Вот уже скоро десять (а то и больше) лет родители не слышали от своих детей, переживавших то бурный и вредный подростковый возраст, то озабоченный своими проблемами юношеский, о том, что с каждым годом становится все менее очевидно и все более важно: а любят ли их — дети. Нужны ли они своим детям. И вот теперь, уходя в жизнь свою, дети как бы подтверждают страшную догадку: «не любят», «не нужны».

•    И мысли о себе как о «плохом» отце или матери перемежаются с не менее горькими мыслями о своих «плохих» детях.

      Так что же нужно родителям? Самое главное — им нужно знать (не просто услышать для «отмазки», а узнать-поверить до самой глубины своих многолетних сомнений), что они оказались родителями — хорошими. Что они своим детям нужны, что их любят.

•    И, кстати, что им благодарны. И еще раз — любят.

      Собственно, большинство обвинений, болезненных психологических ударов, горьких слов о плохой помощи, о неблагодарности и так далее достается детям от родителей именно в связи с этим внутренним непокоем. Им, родителям, не так важно на деле, моете ли вы полы в доме и с тем ли молодым человеком проводите время, ту ли девушку любите и насколько правильно выбрали профессию. На все это накладывается самый главный страх — потерять своих детей. А с ними — самих себя. Страх этот неизбежен и свойствен родителям, наверное, всем. У кого-то он выражается в жестком требовании подчинения и мелочном контроле (удержать при себе!), у кого-то в слезах и обвинениях, у кого-то в мрачном и холодном укоре, уходе в себя, у кого-то в услужливой опережающей заботе там, где уж так беспокоиться, вроде бы и незачем (обычно это сопровождается просящим и упрекающим взглядом одновременно).

— Слушай свою мать!
Посмотри, что ты сделала со своим отцом!
Я тебя никогда ни о чем не попрошу: сама должна догадаться, что матери нужно!
Сынок, не бросай нас, мы тебе еще пригодимся!
Чего уж мы, нам на пенсии ничего и не нужно, лишь бы тебе было хорошо!

И так далее.

       Не всегда это проявляется так резко. Чем родители мудрее, тем менее явно все происходит. Но переживают они — все равно. Переживают жестокость, нечуткость и неблагодарность своих детей. Даже если знают, что это глупо, и все так и должно быть.

•    А тут еще мужской кризис «Кем я оказался в этой жизни на ее исходе» и уж совсем тяжело переживаемые возрастные изменения в организме женщины — климакс. Все это и при самых-то благоприятных условиях проходит трудно, а еще дети...

      Родителям очень важно знать, что дети их любят

      Все это родителям нужно, они этого ждут, они этого требуют, об этом беспокоятся, болеют в прямом и переносном смысле. Почему же раз за разом не идут родителям навстречу их дети? Почему дети их — не понимают? Что нужно детям?

      Если с самого раннего детства дети мало разделяют свой мир и мир родителей, потому что в таком единстве — залог их благополучия, спокойствия и безопасности, то с возрастом им становится все более важно осознать себя людьми — отдельными, самостоятельными.

•    А не частью людей других. Даже и родителей.

      Детям важно убедиться, что они чего-то стоят, что-то могут и вообще живут — сами. Поэтому самые добрые, нужные и важные родительские действия, касающиеся их жизни, воспринимаются как вмешательство.

•    Агрессия. Посягательство. Вторжение.

      И в противостоянии такому вмешательству личность, по сути, проходит первую проверку на свою состоятельность. Самость. Это нормально — в подростковом возрасте. А если в подростковом удалось плохо, то — и в юношеском тоже. Человек не успокоится, пока не проверит и не докажет самому себе, что он — сам. Сам думает (и имеет право на мысли, которые родители и другие влиятельные старшие считают неправильными), сам делает (в том числе и безобразия, как это кажется окружающим), сам решает и сам выбирает. Сам! Этого недостаточно узнать. Это надо — проверить.

•    И жизнь родителей превращается в кромешный… Ну, вы знаете.

      В ребенке-подростке-юноше в это время борются личности разные: детская, прямо связанная с родителями, новая-ищущая и еще та, которая только будет, ради которой ищущая и ищет сейчас. И детской личности недостает родительского одобрения и любви, которые одновременно отвергает личность ищущая, отвергает вместе со всем, что исходит от — «агрессоров». А личность будущая и вовсе большей частью в растерянности и недоумении. Ведь ее еще почти и нет. И вот девочка-отличница демонстративно вываливает при гостях из сумочки пачки презервативов, приличный парень делает себе модную tattoo и прокалывает пупок, ну и так далее. Но это все подростковое, преходящее и потому, конечно, кошмар, но — не самое страшное. Для родителей.

      Потому что через пару-тройку лет внешние, демонстративные проявления сойдут на нет, а утверждение себя настоящего и самостоятельного (вместе, кстати сказать, с поиском этого себя — отсюда изрядная непоследовательность и упрямство одновременно) приобретет уже более глубокие, а значит, и более тяжелые для родителей формы. «Ребенок» решает сам уже не мелочи, а серьезные вещи: уходит из института и поступает в другой (или идет работать), объявляет о предстоящей свадьбе, снимает квартиру и уходит туда жить и так далее. Одновременно, чем ближе осознание и принятие себя — взрослым — тем глубже становится уровень этой самостоятельности. Человек ищет и устанавливает — отношения. Он разбирается в своем понимании мира и сравнивает его с принесенным из детства (то есть — родительским). Он однажды задает вопрос-обвинение: «а вы сами-то?», начинает перестраивать стиль общения с родителями так, как сам считает нужным, по своему представлению. Возникает — отчужденность. И, наконец, человек говорит себе: «У них своя жизнь, а у меня — своя. Мы — разные люди».

•    Кстати, не всегда хватает такта сказать это только самому себе. Обычно родители эти высказывания своих детей тоже слышат. И понимают по-своему: мы, дескать, ребенку больше не нужны.

      Словом, в этот период жизни человеку важнее всего — Самость. Свобода, свой личный опыт, свои пробы и ошибки — все то, что может ему убедительно доказать: он, как отдельный и самостоятельный человек, состоялся.

•    И если он слышит, что все это на самом деле — «дурь и детство, а хочется доказать свою самостоятельность, так пошла бы лучше матери помогла», то реакцию на такие слова представить, я думаю, можно.

      И, поскольку именно самостоятельность и свобода — то, что сейчас человека более всего интересует, то родителей своих, с их нехваткой нужности и любви, он — не понимает. Сытый голодного… Ему другое важно. А родительские попытки поговорить-убедить — в его представлении — из той же агрессивно-посягательской области.

      Ну и что же тут делать? Как согласовать желания одних и потребности других?

      Для начала — понять, что в мире все именно так и обстоит. Это не личное ваше с детьми или родителями невезение, а нормальная жизнь, обычные ситуации. Со всеми их слезами, конфликтами, переживаниями и нервотрепками. Так бывает практически у всех. И было. И будет. И весь вопрос уже в том, как именно вы с этими ситуациями справляетесь.
А потом — нужно захотеть понять друг друга.

•    Потому что обвинение «ты не хочешь меня понять» обесценивается сразу, как только выясняется, что бросающий его сам не хочет и не собирается понимать другого. Да и любое-то обвинение к пониманию мало что прибавляет.

      Это не значит обязательно именно детям понять родителей или, наоборот, родителям — детей. Речь не о войне и не о том, кто прав и победит. Это вообще не важно. Речь о том, чтобы они поняли — друг друга. Пошли навстречу с обеих сторон.

      До сих пор сам с внутренним удивлением вспоминаю одну свою консультацию. Точнее, ее результаты. Парень жаловался, что отношения с отцом все хуже и хуже, что уже и с матерью начали портиться, что обстановка в семье напряженная, и во всем, чуть что случится, винят именно его. Мы вместе, через мои вопросы и его ответы разбирались и в его чувствах, и в чувствах и глубинных желаниях его родителей, и в конце прозвучал-таки этот вопрос: «Так что же делать?»

•    Заметим тут, что желание что-то делать было именно его, парня, иначе и вовсе бы с этим не пришел. Если своего желания нет, помочь или крайне сложно или и вовсе невозможно.

      И здесь, отходя от своей годами сложившейся привычки по возможности прямо ничего не «советовать», я попросил парня (а ему уже было за двадцать) пойти вечером к отцу и в кои-то веки поговорить, что называется по душам. И, если получится, и если в душе что-то такое возникнет, сказать отцу, что он, сын, его любит, и что отец ему — нужен. Ну, располагала обстановка к такому вот прямому совету.

•    Хотя, наверное, это все-таки исключительный случай.

      Через неделю парень пришел снова. Но — уже не на консультацию. А — поделиться. Разговор с отцом (за пивом — угощал сын) у них состоялся. И — так обычно не бывает, но тут — было: жизнь изменилась сразу. В тот вечер на слова о любви отец почти не ответил, замкнулся и пошел спать. Зато наутро он сам пришел сына разбудить, не дал домочадцам начать завтракать, пока тот не вышел к столу, отвез в институт, а вечером ждал, чтобы встретить и отвезти домой. И — почти не разговаривал, просто улыбался. (А дядька, судя по описанию, суровый). Любую попытку накричать или просто выговорить на повышенных тонах (с маминой стороны) отец пресекал сразу. И так — всю неделю. Рассказывал мне все это парень, будучи совершенно ошарашенным. Характерная вещь: «Я же ему ничего такого не сказал, чего бы он сам не знал». И в самом деле, для детей кажется очевидным (правда с годами — очень глубоко в душе), что родителей они любят. Просто, для них «не это главное». А родителям это — важно. И далеко не так очевидно.

       Недавно, спустя уже два года, парень позвонил и пришел снова. Я поинтересовался, как дела в семье. «Ну там-то как раз все хорошо, — парень улыбнулся, — я хотел спросить о другом…»
Сразу подчеркну: так бывает не всегда. И вообще, это случай исключительный.

•    Но и так — бывает.

      Бывает и по-другому. Случается, что дети родителям — мстят (за что-то прошлое или настоящее), или что родителей просто не было. По-разному случается. Однако с возрастом, чем спокойнее и увереннее в себе становятся дети, тем больше они смотрят на родителей как на «тоже людей» (а не на источник опасности для личности своей). Чем очевиднее, что не надо сравниваться и обороняться, чем взрослее дети, тем легче им относиться к родителям, как взрослые люди — к взрослым людям. И — как к людям дорогим и близким. И — любимым и нужным. Вот тогда дети к родителям — возвращаются. По крайней мере, душой.

       Дети к родителям — возвращаются

      Но до этого еще нужно дожить. А до тех пор важно с обеих сторон оставить возможность для такого возвращения, не натворив ничего такого, что сделает уход детей — необратимым.