Принципиальность, как нерушимая верность определенным логическим или иным умозрительным конструкциям, меня обычно в человеке пугает. Должно быть, отчасти и потому, что в жизни уже приходилось сталкиваться с ситуациями, когда некое верование (принцип) оказывалось дороже человека, его благополучия, душевного спокойствия, дороже теплых и близких отношений между людьми.

      Помню случай, когда девушка искренне возмущалась: «Ну как он мог: в театре пройти на свое место спиной к сидящим! Разве можно с таким человеком показываться на людях?!» Я понимаю, девушка была искренней, и ей, наверное, для сохранения душевного покоя собственного, действительно надо показываться на людях с кем-то другим. Однако, Читатель, насколько это нормально, когда вопрос о продолжении отношений искренне зависит от таких вот «факторов»?

•    У меня эта девушка вызывает сочувствие: скольких еще хороших, наверное, людей она пропустит в своей жизни из-за несовпадения во взглядах на то, как обязательно должно быть?

      Другие примеры не менее бытовые, на глобальность мы не замахиваемся: вот человек отказывается куда-то идти: «Меня не пригласили!», не хочет с кем-то разговаривать: «Она забыла мой день рождения!», не хочет мириться: «Такое не прощают!» Кстати, возможны и обратные варианты: прийти туда, куда не звали — из принципа! — потому что «имею право быть приглашенным»; разговаривать с нежной улыбкой с человеком, к которому душа не лежит совершенно: «вежливый человек не должен показывать свои чувства», потом, когда уже невтерпеж, излить свои чувства в глаза или за глаза — и переживать, что «я такая сволочь». Ну и так далее.

•    Иногда вслед за выражением «не буду из принципа» можно услышать и истинную его подоплеку: «Назло!»

      Принципиальная (!) разница здесь не в том, что именно люди делают, а в том, ради чего они это делают. Можно жить и действовать — из принципа. Или назло. А можно — так, как в данный момент будет лучше всего для возможно большего числа включенных в ситуацию людей. (А Вы, кстати — тоже человек). То есть, если вспомнить приведенные примеры, прийти или не прийти куда-то можно для того, чтобы кому-то что-то доказать, ответить на обиду, воспитать, сохранить свои права и так далее. А можно — для того, чтобы кому-то было удобно, приятно, тепло. По сути, это выбор между «правильно» и «хорошо».

•    Бывает, что это совпадает. Тогда и говорить не о чем. Хуже, когда это не совпадает. Что тогда выберем?

     В детстве есть такой период, когда малыши начинают активно ябедничать. И дело не  том, что они непременно желают напакостить своим приятелям. Просто в определенном возрасте в детском сознании устанавливается представление о том, что «правильно», а что — нет. Идет первая попытка упорядочить и подчинить себе мир: путем знания и использования — правил. Ребенок ябедничает, потому что ему важно подтвердить верность своего знания о мире. Знания о том, что можно, и чего — нельзя. А еще ему важно убедиться, что используя знание правил, он может миром управлять — надавливая на нужные «кнопки»: вот нажалуюсь, и Васька получит.

      В том, детском возрасте, это важно. И если мир вокруг ребенка оказывается постоянно непредсказуем, детская голова такого постоянного изменения правил может и не выдержать. А правила, кстати сказать, эта голова может усваивать лишь простые и понятные. Безоговорочные.

•    «Спички в руки брать — нельзя! — А ты сама берешь. — Поправка: нельзя брать детям.»

      С возрастом, когда такого четкого разделения на «можно и нельзя», «хорошо и плохо» для нормального существования в мире уже недостаточно, когда появляются различные «если», тонкости и нюансы непосредственной ситуации, от человека требуется уже не просто знать правило, но и разбираться в его глубоких основах, причинах. Потому что правила изначально нужны не сами по себе, а зачем-то.

•    Что-то нужно исправить, чем-то управлять…

      Человек развивается, усовершенствует свою способность разбираться в мире, и вот уже ему не нужны детские прямые правила. Он знаком с правилами более общими, на основе которых — путем несложных логических операций — может разобраться, как именно вести себя в конкретной ситуации.

И тут возникает вопрос: а откуда эти, более общие правила (или принципы) с возрастом берутся?

      Самых общих путей здесь три. Сначала, в детстве (впрочем, есть люди, которые, кажется, сохранили эту особенность и в уже солидном возрасте), представление о «хорошо» и «плохо» формируется главным образом по принципу «кнута и пряника». За одно — обычно наказывают. Поэтому так делать нельзя. А за другое — как правило, хвалят. Поэтому так делать можно и нужно. Так возникает первое глубинное знание о морали и нравственности. Позднее, когда детские переживания уже не легко восстановить, заложенные таким, «ременно-конфетным», способом ценности, воспроизводятся человеком вполне автоматически, как само собой разумеющиеся.

•    А как же иначе?

      Интересно в разговоре с людьми подмечать, как часто в ответ на предложение представить, а что будет, если будет все-таки «не так», человек испытывает отголоски безотчетного страха (напряжение), стараясь прикрыться жестким «Так быть не должно. И всё». О былом наказании он уже не помнит. Но знание об этом в нем живо.

•    Попа помнит.

      Наказание не обязательно было физическим. Это и осуждение родителей, и их резкое слово, и крик, и холодное молчание, словом, все то, от чего становилось плохо, тяжело и больно — на душе. Так или иначе, формируется безотчетная уверенность: то-то и то-то делать нельзя, потому что мне будет плохо. И, позже: так делать — плохо.

      Вот девушка гневно хмурит брови, слыша просторечные слова от однокурсницы. Вот молодой человек никак не может хотя бы чуть-чуть повысить голос. А другой не может дотронуться до женской груди в располагающей к этому обстановке.

•    Есть и другие трудности.

      Если большинство нравственных ограничений в жизни человека именно такого, из страха перед наказанием, происхождения, то он, возможно, и будет безопасным членом общества (и то спорно), а вот то, что значительная часть его жизни пройдет в страхе (пусть и неявном, подавленном) — это уже грустно.

      Обычно с годами из детства, остаются лишь самые общие аксиомы: стремиться желательно к хорошему, а плохого — избегать. А вот решать, что хорошо, а что плохо, помогают уже — логические конструкции. Человек привыкает оперировать понятиями «добро», «любовь», «милосердие», «вежливость», «нравственность», «дружба», «верность», «искренность», «забота», «правда» и так далее.

•    А еще «хамство», «подлость», «предательство», «неблагодарность», «гнусность», «ложь», «разгильдяйство» и прочее из той же области.

      Но смысл каждый вкладывает свой… И привычное отнесение той или иной ситуации по сходству внешних признаков к соответствующему понятию позволяет более или менее точно отсортировать «хорошее» от «плохого». Появляется Понятие о Морали.

      Один знакомый мне и весьма неглупый парень утверждал как-то, что для того, чтобы быть добрым, достаточно быть — умным. Тогда ты поймешь, что хорошо, и не ошибешься. И вообще, говорил он, все зло от глупости, от ошибок. От незнания и неумения выяснить, как правильно.

      В бытовой повседневности и человек, умно анализирующий соответствие поведения своего и чужого с усвоенным или логически выстроенным представлением о том, каким это поведение быть должно, тоже достаточно безопасен. До тех пор, пока у него хватает — ума — считать, что чужие логические конструкции могут в чем-то с его собственными и не совпадать, а терпимость — это тоже из области «хорошо». Опасность в другом: логические конструкции изначально зиждутся на недоказанных положениях — аксиомах. И если в жизни нашего логически добропорядочного человека неожиданным образом глубокие аксиомы изменятся (или окажутся кривы с самого начала), то и построенная на их основе — вполне правильная с точки зрения логики — мораль может оказаться не просто странной, а откровенно вредной для окружающих, да и для самого человека.

•    А аксиомы эти меняться очень даже могут. По сути, хоть немного их меняет едва ли не любое сильное эмоциональное переживание. Потому что родом эти аксиомы — оттуда, из переживаний.

      И вот человек, некогда вежливый и улыбчивый (потому что так должно быть, «людей надо любить»), пережив очередной жизненный кризис, становится агрессивным и раздражительным, находит удовольствие в причинении неприятностей окружающим (а что — весь мир таков! Это закон жизни!) Главное, ведь, все — ПРАВИЛЬНО. То есть логически вытекает из новых аксиом.
Важно понимать, что в основе такой (да и практически любой другой) логики лежит — вера. В данном случае, вера в то, что кто-то или что-то — должны. Должны быть такими, а не иными, следовать таким правилам, говорить такие слова, испытывать такие чувства.

•    «Ты не должен так жить! Так быть не должно!»

      По сути, это претензия к миру, что мир этот — должен. (А долг — платежом красен.) И если этот мир, эти люди, эта жизнь свои долги не выполняют, то это — плохой мир, плохие люди и плохая жизнь. А поэтому их надо — исправить. А раз они плохие, то нечего с ними церемониться.

•    Ничего не напоминает? Дескать, поскольку я — человек принципиальный, то вот список, которому ты, уж пожалуйста, соответствуй. Еще раз: поскольку я — такой, то и ты — будь добр. Абсурд? Или — принципиальность?

      При прочих равных правота своя и неправота другого здесь зависит от умения навязать свое понимание основных понятий. Тогда, говоря о них, вы по-своему же и будете правы. Фокус только в том, чтобы это свое понимание представить общим. Ну, общеизвестным. И еще: поскольку таким образом можно «передернуть» (убедительно) практически любую идею, любой принцип, то нет общего толкования принципа, а есть то, которое конкретному его «пользователю» приемлемо или удобно. И на любой мудрый принцип найдется не менее мудрый антипринцип. Было бы желание.

Любой принцип можно обратить во зло, Было бы желание

      Вряд ли Читатель не сталкивался с ситуациями, когда человек, знакомый с подобной неоднозначностью принципов, сознательно (или не очень) их использовал. Как инструмент. Ведь принципы могут служить и для подтверждения и утверждения выгодных для себя толкований и ситуаций, и — для замены отсутствующего опыта.

•    Реальный же опыт куда разнообразней, чем схема, догма, принцип. А жизнь принципам не подчиняется, она богаче. Так?

      Тогда со всем, что не попадает в схему, надо либо бороться, либо нужно это игнорировать. Отбрасывать, не замечать. Чаще всего мы так и делаем, не слишком отдавая себе в этом отчет. От природы этот механизм — отбрасывания того, что не кажется нам существенным, избирательность — охраняет нас от огромного количества неважной информации, которую иначе пришлось бы обрабатывать, позволяет концентрировать внимание. Но он же, этот механизм, заставляет нас обманывать самих себя (и других), домысливать то, чего нет, и искажать представление или вовсе игнорировать то, что есть.

•    В математике 90%-ная вероятность близка к истинности. В жизни — не обязательно.

    У нас в клубе есть одно любопытное занятие, когда вся необходимая информация по упражнению подается открыто, на глазах у всех, но немного непривычным способом. И регулярно, из года в год, абсолютное большинство этой информации не замечает. Но: на вопрос о том, кто сможет повторить, руки уверенно подымаются. Люди видели все. И они же не видели — главного. Однако готовы утверждать обратное.

      В жизни часто бывает так же. Пусть мы не заметили главного, но все-таки уверены, что нам все ясно. И готовы отстаивать свою принципиальную правоту.

      Обычно человек или уже знает об относительности принципов, и, навязывая их другим, как руководство к действию, сознательно пытается что-то с этого иметь (не обязательно плохое). Либо — человек ситуацией не владеет, навыка успешного поведения в ней не имеет, опыта для собственного подхода (с вариантами) — тоже. Но хочет создать себе видимость хозяина положения. И тогда он берет (или формулирует, если готовые не удобны) принцип. То есть правило, по которому он прав.

Принципы — это еще и претензия невежества к знанию.

      Разумеется, так происходит не всегда. Но и так происходит тоже. И тогда принципиальность человека для его окружающих становится очень нерадостной.
Наконец, помимо страха и логики, внутренняя основа жизни: поведения, рассуждений, взгляда на мир и людей — может покоиться на том, что в психологии называется эмпатией.

•    То есть сочувствием-сопереживаением.

      Когда человек живет не под страхом наказания и не в мире принципов и понятий, его подход может опираться на это сопереживание: сиюминутно и непосредственно переживаемое состояние людей вокруг — что им радостно, а что больно, что нравится, а что — нет. Тогда, при такой душевной отзывчивости, человеку не всегда нужно знать что хорошо и плохо. Он почувствует это в себе самом. Я надеюсь, что читателю такое состояние знакомо. Когда рядом нервничают или радуются близкие люди, когда напрягаются в недовольстве или облегченно расслабляются окружающие, когда до перехвата дыхания обрушивается в горе или в счастье даже совсем незнакомый человек — это обычно чувствуется. Но: для этого к людям все-таки нужно быть внимательным. К ним самим, а не к тому, что от них хочется нам. Вот такое внимание к людям и их переживанию вместе с желанием, чтобы им (и нам с ними) было и жилось хорошо, лежит, по-моему в основе нравственности непосредственной, живой, человечной.

•    Человеческой.

      К сожалению, не могу утверждать, что большинство знакомых мне людей нужно срочно избавить от страха перед наказанием и от умения вычислять правильное поведение на основе известных норм. Пусть это — в разумных пределах — тоже будет. Собственно, именно таких, умеющих отвлечься от себя и обратить искреннее внимание на тех, кто рядом, мы и называем обычно — хорошими людьми. Они не всегда точно знают, как должно быть и не торопятся наказывать-осуждать в память о том, как некогда наказывали или осудили их. Они не всегда отлично воспитаны и фундаментально образованы. Они часто не знакомы с правилами этикета и могут перепутать, скажем, Дориана Грея с Александром Грином.

•    Хотя это вовсе не обязательно. Просто, это не главное.

      Хороший человек — не обязательно герой и борец за правду. Не обязательно храбрец или очень сильный духом человек. Хороший человек не обязательно умен и красив. Это все хорошо, но это — о другом. Но хороший человек избегает причинять боль окружающим. Хотя бы и потому, что такая боль отзывается в нем самом. Поэтому рядом с ним нам не просто безопасно, но и хорошо.
Хорошему человеку неприятно причинять неприятности другому. Поэтому рядом  ним — безопасно. И хорошо

      В реальности, насколько я понимаю, в большинстве из нас есть что-то и от наказанного ребенка, и от теоретика правды и добра, и — от хорошего человека. Причем, в разных ситуациях по-разному. По отношению к своим близким — одно, к знакомым — другое, к людям малознакомым — третье. А к начальству и прочим сильным мира сего — четвертое. Мы — разные. Какие люди Вас окружают, и чего больше в Вас самих, Читатель? И чего бы Вы хотели?

      Одна славная женщина и замечательный психолог Елена Ложкина рассказывала мне такую притчу: хитрец захотел испытать мудреца. Он поймал бабочку и спрятал ее в ладонях. Потом пошел к мудрецу и спросил: «Какая у меня бабочка, живая или мертвая?». А сам думал: «Если он ответит, что живая, я сожму ладони и скажу с сожалением: «Нет, мертвая». А если он решит, что мертвая, я раскрою ладони, и скажу: «Ты ошибаешься, она живая».

Мудрец выслушал хитреца, посмотрел на него и сказал только:

- Все в твоих руках.

      В заключение этой главы хочется предостеречь от одной часто встречающейся ошибки. Время от времени мы с вами  сталкиваемся с чем-то, что нам не нравится, и на что мы, кажется, можем повлиять: будь то вокруг нас или в самих себе. В таких случаях есть два пути: ничего не делать и делать то, что нужно. Но есть и хитрый способ не делать ничего. Можно совершенно не напрягаться, не прикладывать усилий, а вместо этого — испытывать  чувство вины.

•    «Мне сты-ыдно!», — дешево и сердито.

      И чем больше человек казнит и виноватит себя, тем больше вероятность, что он вообще-то знает, что сделать, чтобы положение исправить, но делать этого — не хочет. А взамен выбирает иллюзию действия: вроде бы и реагирует как-то, и даже бурно, но за дело взяться вовсе  не собирается. Поэтому человек, измученный угрызениями совести — совсем не то же самое, что  хороший. Это скорее ближе к принципиальному. И на вопрос «как избавиться от чувства вины?» я обычно предлагаю приступить к делу. Не всем такой способ нравится. Но он — работает.

Чего больше в Вашей жизни, Читатель: страха и наказания (в том числе и самого себя)? Принципов? Доброты и сопереживания? Всего понемногу?